Представление о судьбе и удаче в скандинавском мире
Судьба и удача

Представления о судьбе принадлежат к базовым категориям культуры. Скандинавская культура, можно считать, являлась форпостом индивидуализированного языческого миросозерцания среди всей западной цивилизации, вначале подвергшейся римскому влиянию, а затем христианству.

И все же, составление письменных исторических источников о языческой эпохе и переходу к христианству, осуществлялось уже в саму христианскую эпоху. Потому многие понятия и суждения более древних времен могли оказаться не до конца проясненными или спутанными. В том числе и представления о судьбе. В то же время у скандинавов тех эпох существуют представления об удаче, судьбе и везении, отличавшиеся от веры в судьбу у других народов того же периода и также от представлений цивилизаций более древних времен.

Удача, доля, везенье

Хорошая жизнь для древних скандинавов это не набор определенных событий или устойчивый успех в социуме, а наличие удачи несмотря на все жизненные перипетии. У каждого рожденного человека – своя “доля” (участь) и жизненная сила. И одни люди обладают большим “везеньем”, нежели другие, а бывают и особенно невезучие.

Удачливость оказывалась таким же ценным качеством человека, как мудрость: “Ты оказался, как и нужно было ожидать, необыкновенно мудрым и удачливым, потому что ты сразу заподозрил, что дело нечисто, когда увидел множество людей, собранных там”, говорилось в “Саге об Эгиле”.

Таким образом у каждого человека своя судьба и степень удачливости, вдобавок зависящая от конкретного жизненного момента. Такая удача может прибавляться, убавляться и даже исчезать. В “Саге об Эгиле” один из персонажей говорит о конунге Харальде Косматом: “Я думаю, что у Харальда немалый груз счастья, а у нашего конунга нет даже полной горсти его”.

“Удача” не была неким пассивно получаемым “подарком судьбы”. Она нуждалась в том, чтобы человек постоянно подкреплял ее своими поступками. От степени и характера его “везения” зависел исход его поступков. Но обнаруживалась эта удача часто только при предельном напряжении всех моральных и физических сил человека.

Удачливость или невезение могли быть “считаны” с человека, так как проявлялись в его поступках, речах и даже физическом облике. Так по внешности Скерпхедина, одного из персонажей “Саги о Ньяле”, окружающие узнавали, что он – неудачник. Но и знание о собственной “неудачливости” и даже предчувствие собственной гибели побуждало героев саг с огромной энергией продолжать идти своим курсом, таким образом выполняя “предначертанное”, не пытаясь уклониться даже от “неудачной” судьбы.

В зависимости от представления об удачливости человека его могли поддерживать, отвергать или враждовать с ним. Так в “Саге о Хёрде и островитянах” говорят: “Думаю, что на этот раз будет правильно пойти тебе навстречу и позволить тебе поступить по-своему, ибо похоже на то, что тебе будет удача”. Неизвестно, могли ли принести удачу добрые поступки человека, однако злые поступки точно приносили неудачу. Так каждая из враждующих сторон в этой же саге считала, что удача отворачивается от противоположной стороны “из-за их злых дел”. В “Саге о Ньяле” Гуннар говорит Сигмунду: “Неудачливый ты человек, и дурным делам отдаешь себя”, что звучит приговором ценности человека в сообществе. А в “Саге о Торстейне Битом” один из героев говорит: “Было бы плохой сделкой обменять удачу на преступление”.

“Неудачливому” человеку не помогали тогда, когда “удачливому” помогли бы. В “Саге о Ньяле” человек по имени Храпп спасается от вооруженных людей ярла, которые хотят его убить и подбегает к кораблю, собирающемуся выйти в море: “Спасите, добрые люди! Ярл хочет убить меня,” – кричит он. Но ему отвечают: “кажется, что человек ты неудачливый, и лучше не брать тебя”.

Неудачливого человека замечали сразу. Скарпхедина, героя этой же саги все отмечали как несчастливого, когда он приехал на тинг. И спрашивали, например: “Кто этот человек что зашел пятым, а сам высок ростом, бледен лицом, неудачлив с виду, суров и зловещ?” Или же прямо говорили ему: “Только то, что человек ты, по-видимому, суровый и заносчивый. Но я вижу, что удача скоро изменит тебе, и недолго тебе осталось жить”. (Не имеет значения в данном случае, было ли так в действительности, важно что именно такое отношение и поведение запечатлелось в памяти и представлениях народа.)

А удачливому человеку везло и в опасных предприятиях: оттуда, откуда никто не выходит живым такой человек появляется не только живой, но и с богатством. Удача была тем главным, что могли желать близкие люди и друзья отправляющемуся в дорогу: “Счастливый вам путь и добрая удача”. Наравне с восхвалением профессиональных качеств купца или воина всегда было лестно и похвально услышать об удачливости этого человека. Такой человек приносил удачу и тем, кто сопровождал его или кому он покровительствовал. В период правления “удачливого” конунга в стране родится хороший урожай, в то время как “неудачливый” конунг является источником и виновником недорода и голода.

Поединок как испытание судьбы

Поединок или схватка между людьми могли восприниматься как сопоставление не только физической силы, ловкости, опыта, но и их “везений”. Человек был уверен, что победит в поединке только потому, что его противнику “не суждено большой удачи”. В “Саге о Торстейне Битом” говорится: “Я бы охотно прекратил теперь эту игру, потому что боюсь, твоя удача пересилит мою неудачу, а всякий, что бы то ни было, жаден до жизни”.

Тем более успех в более крупных сражениях зависел от удачи предводителей. В “Эймундовой саге”: “Теперь пошло дело на неудачу, когда наш Конунг ранен!” Это касалось не только отдельных битв, но и продолжительных распрей с взаимными грабежами, разбоями и убийством. В “Саге об Эгиле” мудрый и удачливый провидец Квельдульв предостерегает сына Торольва: “Теперь же ты принял решение, от которого я тебя больше всего предостерегал, – ты стал мериться силами с конунгом Харальдом. Но хотя у тебя и много отваги и уменья, тебе недостает удачи, чтобы ты мог тягаться с конунгом. Это не удалось никому у нас в стране, даже тем, кто раньше сам был могущественным конунгом и имел большое войско”.

Предметы как орудие судьбы

Различные предметы в скандинавских представлениях также могли быть “орудиями судьбы”. Обычно это касалось драгоценностей (золота), хорошего оружия и ценных доспехов. В “Саге о людях из Лососьей Долины” Хёскульд “велел принести золотое запястье, сокровище Хакона, – оно весило одну марку, а также меч, который стоил половину марки золота, – сокровище того же конунга, и дал их сыну своему Олаву, а также завещал ему удачу свою и своих родичей и сказал, что он говорит это, хотя ему известно, что удача уже поселилась в доме Олава”.

В “Саге о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне” старуха дарит главному герою меч и говорит: “Возьми этот древний ржавый меч, который принадлежал предкам моего отца и всегда приносил удачу”. Предмет может приносить удачу, не будучи от природы магическим. Золото само по себе означает удачу владельца. Золото, подаренное удачливым человеком, еще более полезно в этом плане. Так свое благополучие можно приумножить, получив в дар от вождя драгоценный подарок (меч, гривну, кольцо, плащ), потому что в этих предметах как бы материализуется “везенье” “богатого удачей” вождя.

Предметы могут быть и “проклятыми”. Классическим таким сокровищем германской мифологии является кольцо Нибелунгов. А в “Саге об Инглингах” Снорри Стурлусон подробно описывает историю несчастливой гривны Висбура – проклятого предмета, приносящего несчастья роду Инглингов, и как результат династии норвежских конунгов в целом. Из-за этой гривны сыновья убили отца. На этой гривне ненавидящая мужа новобрачная повесила своего суженого. В дальнейшем этой гривне не обязательно было напрямую участвовать в страшных событиях. Род был уже проклят этими внутрисемейными убийствами.

Судьба, управляющая человеком

Герой исландский саг никогда не спорит с судьбой. И хорошую и плохую судьбу он считает “своей” и себя от нее не отделяет. Судьба, по выражению А.Я Гуревича “выражает внеличную сторону индивида, и его поступки только раскрывают содержание судьбы”.

Язычник чутко относится к знакам, подаваемым ему судьбой. В первую очередь это вещие сны, за ними уже следуют видения. Сны, в которых герою даются те или иные советы, отмечены знаком судьбы и, по сагам, никогда не бывают лживыми. В “Саге о Храфнкеле Годи Фрейра” Халльфред “перенес двор к северу через перевал в место, что зовется Козлиная Долина. Как-то ночью приснилось ему, что к нему пришел человек и сказал: “Зря ты лежишь здесь, Халльфред. Перенеси свой двор на запад от Озерной Реки. Там ждет тебя удача”. Так и произошло.

Судьба человека и судьба рода

Судьба отдельного человека напрямую связана с судьбой рода. Его жизнь изначально ничего не стоит, если его отец, например, его не признает. Неудивительно, что удача особенно ценилась – ведь кроме здорового физического рождения человеку требовалось быть признанным своим родом. Кроме того, как уже рассказывалось в главе про имена, родовое имя, которым нарекали новорожденного как бы способствовало продолжению судьбы и его предыдущего владельца.

Кроме индивидуальной удачливости или неудачливости, счастье или несчастье сопутствовало роду в целом. Им можно было поделиться со своими родичами, потомками или между побратимами. В “Саге о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне” старуха говорит Стурлаугу: “Удачи тебе, мой Стюрлауг, и пусть тебе сопутствует успех и благополучие все время, пока ты жив, а я приложу всё свое умение, чтобы передать тебе всю удачу, которая была в твоем роде”.

Гибель удачливого человека могла принести несчастье всему роду. (Приносила ли пользу семье смерть неудачливого человека по сагам выяснить пока не удается.) Гудрун в “Саге о Вёльсунгах” говорит: “Родичи мои убили моего мужа. Выступите вы теперь в поход, и когда дойдет до первой битвы, тогда увидите вы, что нету Сигурда у вас под рукой, и поймете вы, что в Сигурде была ваша удача и сила”.

Также судьба человека связана была с его землей, родовым наделом или землей – страной в целом. Считалось, что родное место приносит удачу (хоть многие искали удачу и на стороне).

Судьба человека строит судьбу рода, а судьба рода формирует судьбу народа. Особенно, если речь идет о выдающейся семье. Так распри в семье Инглингов и их потомков – династии норвежских королей приводит к раздорам в государстве. И история Норвегии (во время написания “Круга Земного” Исландия тоже принадлежала Норвегии) подчинена идее неумолимой судьбы и ее законов. И норвежский королевский род обречен на разделение бремени Инглингов, хоть ведьма Хульд в свое время и предупреждала об этом..